«Ни один беркутовец не оказался в тюрьме»

 Не удастся установить всех, кто совершал преступления против активистов Революции достоинства. Обличительных показаний со стороны «беркутовцев» почти нет. У них действует корпоративная солидарность. Не сдают своих. «Беркут» на Майдане был в шлемах и без каких-либо опознавательных знаков. Установить их без помощи спецподразделения трудно, — говорит адвокат семьи Небесной сотни 54-летний Павел Дикань.

20 февраля Украина чтит память погибших во время Революции достоинства. В столкновениях на Майдане пострадало более 2 тыс. протестующих, 109 из них погибли.

Досудебное расследование убийств на Майдане завершено, заявил на днях генеральный прокурор Юрий Луценко. В ближайшее время дело направят в суд.

 Генпрокурор во время предвыборной кампании хочет показать, как эффективно работает. Но своими заявлениями опережает время. Его стремление как можно быстрее передать материалы в суд неоправданно, — считает Павел Дикань. — В определенных эпизодах следствие действительно можно назвать завершенным. Идет речь об установлении исполнителей. Например, относительно событий 20 февраля 2014-го. Почти все обстоятельства определены. А события 18 февраля недостаточно расследованы (было мирное шествие активистов к Верховной Раде, которое переросло в столкновения, штурм Майдана и поджог Дома профсоюзов. Погибло 20 человек. — ГПУ). Убийства Сергея Нигояна и Михаила Жизневского (погибли 22 января 2014 года во время противостояний на улице Грушевского. — ГПУ) тоже плохо проработаны. Избиение активистов, превышение служебных полномочий правоохранительными органами также надо расследовать тщательнее.

Луценко сказал, что по делу о расстрелах на Майдане на скамье подсудимых находится 150 силовиков. Планирует «заочно прибавить еще полтора десятка лиц во главе с Януковичем и руководителями силовых структур».

 Он преувеличил количество обвиненных. Кроме того, некоторые продолжают работать в Министерстве внутренних дел, находясь фактически на скамье подсудимых.

Лица, которые фальсифицировали материалы следствия против задержанных майдановцев, должны понести наказание. Те, кто стрелял и бил людей, — тоже. Поэтому в итоге должна выйти в разы большая цифра, чем назвал Луценко.

Кто на сегодняшний день наказан за преступления против активистов? Раньше сообщали о 51 приговоре.

 Сейчас только два человека осуждены. И это возмущает. Обвинительный приговор — это далеко не всегда тюрьма. Кто-то получил штраф или условный срок. Реальное наказание — только двое «титушек»: гражданин Азербайджана Азиз Тагиров (в 2015-ом за хулиганские действия и похищения человека в Киеве 21 января 2014 года его посадили на 4 года. — ГПУ) и Юрий Крысин (в прошлом году суд признал причастным к убийству журналиста Вячеслава Веремея, дал ему 5 лет тюрьмы. — ГПУ). Ни один из тогдашних работников правоохранительных органов не сидит в тюрьме.

Кто-то препятствовал следствию?

 Не обязательно, что был злой умысел саботировать расследование. Наше «замечательное» процессуальное законодательство позволяет затягивать дела до бесконечности. Они могут годами лежать в судах. Вопрос не только в эффективности органов досудебного расследования. Плохо работает система в целом.

Есть ли политическая воля расследовать дело?

 Ее недостает и власти, и рядовым исполнителям. Были случаи, когда не могли объявить подозрение человеку, который занимает серьезную должность, потому что его не согласовывал прокурор. Заказчики все убежали из Украины.

Какие следственные действия можно проводить сейчас, когда уже прошло пять лет?

 Новые обстоятельства преступлений устанавливают до сих пор. Появляются видео и фото. Их исследуют, проводятся экспертизы. Свидетели дают показания. Есть эпизоды, которые неправильно расследовали. Потом они попали в департамент, который специализируется на преступлениях против Майдана, и работу пришлось начинать сначала.

Сколько «беркутовцев» остались работать в МВД?

 Фактически все представители «Беркута», которые перешли в реорганизованное подразделение «Ковд», касательны к преступлениям. Были свидетелями или непосредственными участниками.

Надо создавать новые спецподразделения. Должны работать молодые, мотивированные, наученные ребята. За пять лет можно было параллельно построить такую структуру и со временем передать ей полномочия. Правоохранительную систему надо перестраивать снизу. Раньше люди шли туда, четко понимая, что будут брать взятки. Следовательно, нужно повышать социальный статус работников МВД, дать достойную зарплату. Но усиливать ответственность за коррупцию.

Как оцениваете реформу и люстрацию в полиции?

 Нельзя сказать, что ничего не изменилось. Есть позитивные моменты. Но система осталась старой и неэффективной. Расследования затягиваются, следователи имеют по двести дел. Прокуроры — еще больше. Имеющегося прогресса от реформы недостаточно.

Что надо сделать?

 Обновить уголовно-процессуальный кодекс, чтобы можно было быстрее и эффективнее рассматривать дела. Дать больше полномочий судьям. Они должны быть главными и руководить процессом. Надо перейти к суду присяжных. Сформировать законодательство о заочном расследовании. Такой принцип действует, но алгоритм не прописан. Дело Януковича очень ярко это показало.

Как родные погибших на Майдане воспринимают расследование, изменения в стране?

 Видят, что специально созданное для этого подразделение Генпрокуратуры дает плоды. Верят, что виновников накажут. Впрочем, время идет и некоторые родственники погибших уже не с нами. Они так и не дождались справедливого наказания для тех, кто убил их ребенка.

Что считаете главным достижением Майдана на сегодняшний день?

 Мы свободная страна. Наше государство заметно в мире. Но внутренняя ситуация вынуждает желать лучшего. У нас еще много работы. Демократическая страна в первую очередь опирается на принципы законности.